Впервые опубликовано на ЛитКритике.by 21 января 2019г
фото информативное
Анонсируя рубрику «#АвтоБиоВраньё» я указал, что книга из серии ЖЗЛБ о Н.Чергинце «ЛИЧНОСТЬ. ВРЕМЯ. СУДЬБА. Повести жизни, воспоминания, интервью» в какой-то степени автобиографична. Это не относится к повести Анатолия Аврутина, одной из составляющих книги, которая является художественным произведением. Т.е., выдумкой (фантазией), накладывающейся на некие воспоминания детства Н.Чергинца. Они составляют не более 5-7% от всего текста. Получается, что к выдумкам (фантазиям) «замечательного человека» автор повести добавил собственные.
Как их заметить? Да очень просто: Н.Чергинец не мог вспомнить подробности детства. Это невозможно в силу устройства психики, в частности – памяти. Публикую для наглядности начало повести: первую часть «Колька с улицы Цнянской». Отдельные странные или важные подробности подчеркнул.
|
Анатолий Аврутин ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Колька с улицы Цнянской Тощая, с выпирающими ребрами кляча медленно тащила сани под гору, понукаемая возницей и всякий раз удивленно озираясь на щелчки кнута, она еще изредка ускоряла бег, но как только начинался небольшой подъем, кобыла, скользя стоптанными копытами по разбитой наледи, переходила на шаг. Иногда и вовсе останавливалась, не обращая ни малейшего внимания на увещевания напрасно дергающей за вожжи женщины, и тогда возница, горько вздохнув, слезала с саней, рылась в кармане драного тулупчика и совала в зубы лошадке черный сухарь с кое-где прилипшими крошками махорки. И тулупчиком, и сухарями на дорогу одарила ее многочисленная мужняя родня в деревне Славгород, что на Сумщине, куда Елена Петровна с четырьмя детьми, оставив крохотульку младшенькую на попечении мужа и старших дочерей, приехала погостить перед самой войной. Думали, на пару недель, а задержались до первого снега... – Слышь, Ленка, уезжать вам отсюда надо, – однажды за ужином, виновато опуская глаза, произнес деверь. – Вишь, как полицаи лютуют. Ты хоть и нездешняя, и многодетная, но ведь на это не посмотрят, когда узнают, что сестра твоего Ивана замужем за бывшим председателем колхоза, который теперь партизанами командует. Не дай бог, с вами что случится, век себе не прощу. – Как они разберутся, где кто, когда у вас почти вся деревня – Чергинцы? – попробовала отшутиться Елена Петровна, вздрогнув от мысли, что им одним придется добираться в такую даль. На Украину-то поездом ехали... – Дознаются, – окончательно помрачнев лицом, сплюнул, гася самокрутку, деверь. Пальцы у него были желтыми от курева, и самокрутку он, экономя драгоценную махорку, завернутую в не менее драгоценную бумагу, докуривал до самого конца, гася окурок плевком только тогда, когда начинали нестерпимо припекать даже привычные к жару пальцы. – Дознаются. Есть кому выслужиться... И не посмотрят, что Валерке два, а Кольке четыре... Нет, Ленка, ехать вам надо... Лошадь дадим, кое-что на дорогу тоже... – Он не договорил, зайдясь в продолжительном приступе типичного для махорочников кашля, махнул рукой, зачерпнул погнутой алюминиевой кружкой воды из кадушки и выскочил в сени, откуда еще долго раздавался его надрывный кашель... В дорогу их провожал почти весь Славгород: обнимали, плакали, дарили кто что мог. Слов было мало – каждый понимал, на что идет эта женщина. До Минска вон сколько... И весь путь через бездорожье, мороз, метелицу... И, главное, через немецкие кордоны... * * * Четырехлетний Колька, заботливо накрытый двумя тулупами, уютно умостившись на теплом плече двенадцатилетней Марии, сладко посапывал, пока мать в очередной раз уговаривала кобылу стронуться с места. Ему снилась их минская комната на улице Танковой, казавшаяся четырехлетнему пацану огромной, грезились любимая деревянная машинка, кухня с множеством вкусных запахов и всегда теплой, совсем как сейчас сестринское плечо, русской печью. На поду стоял чугунок с оставшимися от обеда щами. Кольке приснилось, что он тянется к чугунку, пытаясь достать его с высокой плиты, подтягивает к себе большим закопченным черпаком. Одно неосторожное движение, и чугунок падает, а вкусное варево медленно растекается по полу, затекая в широкие щели между половиц... – Мама, мама!.. – неистово заорал пацан, подхватываясь и сбрасывая с себя тулуп, – Мама, я щи пролил... – Тише, тише, Коленька, спи. – Елена Петровна ласково прижала сына к груди, уложила обратно. – Там впереди, за поворотом, деревня, может, кто нас и покормит... А тебе щей дадут... – Она печально улыбнулась и тронула под уздцы конягу, которая на сей раз без лишних понуканий двинулась с места. |
***
Итак, Елена Петровна, мать Кольки и еще шестерых детей, оставляет в Минске на попечении мужа и двух старших дочерей грудного ребенка – шести-девятимесячную девочку, а сама с четырьмя детьми – двух, четырех, одиннадцати (Васька) и двенадцати лет отправляется по железной дороге на родину мужа в село Славгород Краснопольского района Сумской области. «Думали, на пару недель, а задержались до первого снега...».
В самом начале повествования возникает множество вопросов. Так деверь советует Ленке с детьми ехать домой. – Вишь, как полицаи лютуют, – говорит он невестке.
Следует отметить, что Сумщина была захвачена немцами в конце октября. Получается, оккупанты за месяц – первый снег в тех местах выпадает где-то в конце ноября – организовали полицейские подразделения, и те уже «лютовали».
«После понесенных потерь на Восточном фронте, немцы приняли решение доукомплектовать на оккупированных территориях существующие немецкие отряды полиции. Приказом Гиммлера от 6 ноября 1941 года, из числа лояльных немцам советских граждан и советских военнопленных, были созданы формирования вспомогательной полиции Schutzmannschaft или, сокращённо Schuma. Мы их знаем под названием «полицаи».
(Источник).
Таким образом, до отъезда Чергинцов в Минск на Сумщине еще не было полицаев. Кроме того, если почти все село составляли Чергинцы, то часть их была в полиции. Таков напрашивается вывод. Также, откуда-то за месяц появились активно действующие партизаны. Об этом отдельный разговор, не в рамках этого отзыва. Подчеркиваю – сведения довольно противоречивые. Известно, что многое в этой области сфальсифицировано. Вот интересная информация:
«В начале Великой Отечественной войны, в связи с быстрым продвижением линии фронта на восток, С.А.Ковпак привлекается по партийной линии к организации партизанского движения (июль-август 1941 г.), назначается командиром одного из партизанских отрядов Путивльского района Сумской области, проводит большую работу по закладке партизанских баз».
(Источник)
Получается, он создал партизанское движение еще до оккупации.
***
Вернусь к книге. Деверь быстро организовывает для Е.Чергинец и четверых детей клячу с санями, множество тулупов, зимнюю одежду, сухари (для людей и коняги) и отправляет их в далекий путь.
Дело в том, что мороз достигал 25 градусов. Разместиться удобно на деревенских санях, да еще с подарками, было проблематично. Тем более, Колька и двухлетний Валерка лежали. Т.е., как-то согреться практически было невозможно.
Деревенские сани (фото информативное)
Следует отметить, что вся поездка заняла около 40 дней. Понятно, что дороги тогда не чистились и приходилось ехать по снегу, часто – глубокому (метелицы). По наледи (были оттепели). Кроме того, перемещались немецкие войска и службы обеспечения, значит, нередко приходилось съезжать на обочину, а то и вовсе останавливаться.
Учитывая хоть и скудное описание поездки, то, что Елена Петровна часто подкармливала сухарями клячу, чтобы она сдвинулась с места, учитывая время, проведенное на постах (кордонах), время на еду и отправление естественных надобностей (на жутком морозе), в короткие зимние дни можно было перемещаться не более шести часов.
Кстати о сухарях и коняге. Лошадь – это не собака. Она не грызет косточки и сухари, поскольку является жвачным животным и питается зимой сеном, овсом... Из описания не видно, что в дорогу Чергинцам дали сено для лошади: попросту его некуда было поместить. Для этого необходимы были еще одни сани. Не трудно прикинуть, сколько нужно даже кляче пропитания на сорок дней, чтобы не умереть с голода. Получается, она, на сухарях из карманов Елены Петровны, проехала многие сотни километров. Не коняга, а некий энердайджер, турбо-кляча. Или энергетические сухари? Кстати, забегая вперед, отмечу: лошадку Чергинцы, по приезду домой, скушали. Такая благодарность.
По всему видать, что коняга не могла преодолевать более 2-2,5км в час; в день – около 15км.
Непонятно, как Елена Петровна находила путь на таком длинном отрезке? Ведь на каждом перекрестке не спросишь – не у кого. Кроме того, чтобы останавливаться на ночь, населенные пункты должны были располагаться на расстоянии не более пятнадцати километров друг от друга. Но даже на современной карте не видно такой их плотности, особенно на Сумщине.
Итак, я подошел к основному. Расстояние от Славгорода до Минска (по автомобильной дороге) около 800км. Точнее – 780. Обычный подсчет показывает, что за сорок дней Чергинцы могли проехать 600км или чуть больше. Таким образом, версия Н.Чергинца о том, что они добирались домой на лошади, вызывает огромное сомнение. Может, их довезли на санях до станции Сумы и ему это врезалось в детскую, не совсем окрепшую, отстающую в развитии (!) память. Понятно, что и все приключения вызывают сомнение.
Думаю ясно, что на большом морозе выдержать шесть часов, даже под тулупом, проблематично. А ведь в санях было двое маленьких детей. Да и 11-12 лет – тоже дети.
В Гомеле у Чергинцов проклятые полицейские хотели забрать клячу «на нужды доблестной немецкой армии». Пронесло – пожалел немец. Интересно, что через героя ни то Аврутин, ни то Чергинец тепло отзывается о немцах:
«Нервно похаживающий вдоль чергинцовской упряжки мужичок встревоженно заглянул в лицо Елене Петровне:
– Сейчас как повезет. Ежели немцы досматривать будут, может, и пропустят. Всякие среди них встречаются. Некоторые даже детишек жалеют…»
Но вот в десятке километров от Гомеля полицейский все же обобрал Чергинцов: забрал все тулупы.
«– Я сказал – тулупы на пенек! – передергивая затвор, взревел полицай. – На все тебе две минуты. Потом чтоб духу вашего здесь не было. Скажи спасибо, что кобылу оставляем, наша власть добрая…
Без тулупа Колька закоченел быстро. Как не зарывался он с головой в солому, холод все равно пробирал до костей».
Похоже, полицейских в то время могло не быть, или они могли быть не вооружены. Конечно, следует привести полностью окончание этой цитаты. Это же нужно придумать такое!
«– Не сидите, детки, воспаление легких схватите, бегать надо, – тормошила детей Елена Петровна. – Тогда и согреетесь…
Делать нечего, Мария с Васькой даже такую игру придумали – с завернутым во все обноски Валериком на руках по очереди обгонять сани, а потом наперегонки с Колькой возвращаться обратно. Кто быстрее – старшие с малышом или четырехлетний, любящий носиться наперегонки, Колька?».
Здесь не могу верить ни одному слову. Хорошо так бегать летом, по сухому. Но в сильный мороз носиться почти раздетыми по глубокому снегу – это как раз прямое воспаление легких. Кроме того, обувь, как я понимаю, была прохудившаяся и водопроницаемая. От снега намокала одежда. Все это усиливало возможность переохлаждения и вероятность заболеть.
И вот так, бегая вокруг клячи, Чергинцы добирались до Минска еще триста километров. Около двадцати дней.
Описание действий полицаев удивительным образом совпадает с подобным в книжке Н.Чергинца «Операция «Кровь». Я уже приводил в своей статье «Правдивая ложь или лживая правда?..» целые фрагменты, которые совпадают в книгах.
Александр Новиков (#алесьновікаў)
Комментариев нет:
Отправить комментарий